Неточные совпадения
Многие из
генералов находились охотники и брались, но
подойдут, бывало, — нет, мудрено.
— А, он хочет видеть во всей прелести? Пускай видит. Я писал, меня не слушают. Так пускай узнают из иностранной печати, — сказал
генерал и
подошел к обеденному столу, у которого хозяйка указала места гостям.
Также недурен
генерал Хвалынский на всех торжественных и публичных актах, экзаменах, церковных освященьях, собраньях и выставках; под благословение тоже
подходить мастер.
Подозрительность этого человека, казалось, все более и более увеличивалась; слишком уж князь не
подходил под разряд вседневных посетителей, и хотя
генералу довольно часто, чуть не ежедневно, в известный час приходилось принимать, особенно по делам, иногда даже очень разнообразных гостей, но, несмотря на привычку и инструкцию довольно широкую, камердинер был в большом сомнении; посредничество секретаря для доклада было необходимо.
Он от радости задыхался: он ходил вокруг Настасьи Филипповны и кричал на всех: «Не
подходи!» Вся компания уже набилась в гостиную. Одни пили, другие кричали и хохотали, все были в самом возбужденном и непринужденном состоянии духа. Фердыщенко начинал пробовать к ним пристроиться.
Генерал и Тоцкий сделали опять движение поскорее скрыться. Ганя тоже был со шляпой в руке, но он стоял молча и все еще как бы оторваться не мог от развивавшейся пред ним картины.
Генерал, Иван Федорович Епанчин, стоял посреди своего кабинета и с чрезвычайным любопытством смотрел на входящего князя, даже шагнул к нему два шага. Князь
подошел и отрекомендовался.
— Князь, голубчик, опомнись! — с ужасом шепнул
генерал,
подойдя сбоку и дергая князя за рукав.
Подходит и знакомится с
генералом Черкасовым.
— Ну, брат Маслобоев, это ты врешь, — прервал я его. — Во-первых,
генералы, хоть бы и литературные, и с виду не такие бывают, как я, а второе, позволь тебе сказать, я действительно припоминаю, что раза два тебя на улице встретил, да ты сам, видимо, избегал меня, а мне что ж
подходить, коли вижу, человек избегает. И знаешь, что и думаю? Не будь ты теперь хмелен, ты бы и теперь меня не окликнул. Не правда ли? Ну, здравствуй! Я, брат, очень, очень рад, что тебя встретил.
Наконец наступила и минута разлуки. Экипаж стоял у крыльца; по старинному обычаю, отец и сын на минуту присели в зале. Старый
генерал встал первый. Он был бледен, пошатываясь,
подошел к сыну и слабеющими руками обнял его.
— Держи карман! — опровергнет их Бодрецов, — это вчера немцы под Париж
подошли, а нынче сами в Мец спрятались. Нет, батюшка, нынче Франция уж не та.
Генерал Буланже, ежели только он выдержит — большая ему будущность предстоит!
Александров пришел в училище натощак, и теперь ему хватило времени, чтобы сбегать на Арбатскую площадь и там не торопясь закусить. Когда же он вернулся и
подошел к помещению, занимаемому
генералом Анчутиным, то печаль и стыд охватили его. Из двухсот приглашенных молодых офицеров не было и половины.
— Может быть… — вяло ответил седой господин и отвернулся. А в это время к ним
подошел губернатор и опять стал пожимать руки Семена Афанасьевича и поздравлять с «возвращением к земле, к настоящей работе»… Но умные глаза
генерала смотрели пытливо и насмешливо. Семен Афанасьевич немного робел под этим взглядом. Он чувствовал, что под влиянием разговора с приятелем юности мысли его как-то рассеялись, красивые слова увяли, и он остался без обычного оружия…
После обеда, когда в гостиной обносили кофе, князь особенно ласков был со всеми и,
подойдя к
генералу с рыжими щетинистыми усами, старался показать ему, что он не заметил его неловкости.
Дочь генеральши от первого брака, тетушка моя, Прасковья Ильинична, засидевшаяся в девках и проживавшая постоянно в генеральском доме, — одна из любимейших жертв
генерала и необходимая ему во все время его десятилетнего безножия для беспрерывных услуг, умевшая одна угодить ему своею простоватою и безответною кротостью, —
подошла к его постели, проливая горькие слезы, и хотела было поправить подушку под головою страдальца; но страдалец успел-таки схватить ее за волосы и три раза дернуть их, чуть не пенясь от злости.
Подойдя под фонарь, Литвинов оглянулся и узнал
генерала Ратмирова.
Толстому
генералу он тоже поклонился довольно низко, но тот в ответ на это едва мотнул ему головой. После того барон
подошел к Марье Васильевне, поцеловал у нее руку и сел около нее.
— Так его бы посадили в сумасшедший дом, разумеется! Но тише: он слезает с лошади; вот и граф к нему
подошел… Подойдемте и мы поближе. Наш
генерал не дипломат и любит вслух разговаривать с неприятелем.
Когда они
подошли к Лангфуртскому предместью, то господин Дольчини, в виду ваших казаков, распрощавшись очень вежливо с Рено, сказал ему: «Поблагодарите
генерала Раппа за его ласку и доверенность; да не забудьте ему сказать, что я не итальянский купец Дольчини, а русской партизан…» Тут назвал он себя по имени, которое я никак не могу выговорить, хотя и тысячу раз его слышал.
— Постойте! — сказал
генерал, — если они так спокойны, то, верно, знают, как выйти из этого огненного лабиринта. Эй, голубчик! — продолжал он довольно чистым русским языком,
подойдя к мастеровому, — не можешь ли ты вывести нас к Тверской заставе?
Польской
генерал подозвал купца и пошел вместе с ним впереди толпы, которая, окружив со всех сторон Наполеона, пустилась вслед за проводником к Каменному мосту. Когда они
подошли к угловой кремлевской башне, то вся Неглинная, Моховая и несколько поперечных улиц представились их взорам в виде одного необозримого пожара. Направо пылающий железный ряд, как огненная стена, тянулся по берегу Неглинной; а с левой стороны пламя от догорающих домов расстилалось во всю ширину узкой набережной.
— Тише! Бога ради тише! Что вы? Я не слышал, что вы сказали… не хочу знать… не знаю… Боже мой! до чего мы дожили! какой разврат! Ну что после этого может быть священным для нашей безумной молодежи? Но извините: мне надобно исполнить приказание
генерала Дерикура. Милостивый государь! — продолжал жандарм,
подойдя к Рославлеву, — на меня возложена весьма неприятная обязанность; но вы сами военный человек и знаете, что долг службы… не угодно ли вам идти со мною?
Миновав биваки передовой линии, они
подошли к нашей цепи. Впереди ее, на одном открытом и несколько возвышенном месте, стоял окруженный офицерами русской
генерал небольшого роста, в звездах и в треугольной шляпе с высоким султаном. Казалось, он смотрел с большим вниманием на одного молодцеватого французского кавалериста, который, отделись от неприятельской цепи, ехал прямо на нашу сторону впереди нескольких всадников, составляющих, по-видимому, его свиту.
Зарецкой и Рославлев
подошли вместе с адъютантом к русскому
генералу в то время, как он после некоторых приветствий спрашивал Мюрата о том, что доставило ему честь видеть у себя в гостях его королевское величество?
— Что ж вы остановились? — сказал Наполеон,
подойдя к
генералу.
Янсутский в это время, побывав еще в местах двадцати, обедать прибыл в Английский клуб, где в обеденной зале увидал
генерала Трахова, который сидел уже за столом и просматривал меню. Янсутский, разумеется, не преминул поспешно
подойти к
генералу и попросил позволения сесть рядом с ним.
Генерал очень любезно позволил ему это.
Бегушев на это молчал. В воображении его опять носилась сцена из прошлой жизни. Он припомнил старика-генерала, мужа Натальи Сергеевны, и его свирепое лицо, когда тот
подходил к барьеру во время дуэли; припомнил его крик, который вырвался у него, когда он падал окровавленный: «Сожалею об одном, что я не убил тебя, злодея!»
В московском вокзале Татьяну Васильевну встретили: грязный монах с трясущейся головой, к которому она
подошла к благословению и потом поцеловала его руку, квартальный надзиратель, почтительно приложивший руку к фуражке, и толстый мужик — вероятно деревенский староста; все они сообща ее и
генерала усадили в карету. С кузеном своим Татьяна Васильевна даже не простилась — до того она рассердилась на него за быстро прерванный им накануне разговор.
В это время
генерал оборотился и сам довольно нерешительно
подошел к господину Голядкину.
Наш
генерал солидно и важно
подошел к столу; лакей бросился было подать ему стул, но он не заметил лакея; очень долго вынимал кошелек, очень долго вынимал из кошелька триста франков золотом, поставил их на черную и выиграл.
Подходя к дверям, я расслышал громкие голоса — дерзкий и язвительный разговор Де-Грие, нахально-ругательный и бешеный крик Blanche и жалкий голос
генерала, очевидно в чем-то оправдывавшегося.
— Дочь
генерала Кронштейна, — отвечала та. — Очень добрая девушка, как любит мою Верочку, дай ей бог здоровья. Они обе ведь смолянки. Эта-то аристократка, богатая, — прибавила старуха. И слова эти еще более подняли Кронштейн в глазах Эльчанинова. Он целое утро проговорил со старухой и не
подходил к девушкам, боясь, чтобы Анна Павловна не заметила его отношений с Верочкой, которых он начинал уже стыдиться. Но не так думала Вера.
Венцель
подошел. На него полился поток генеральского гнева. Я слышал, как он пробовал что-то ответить, возвысив голос, но
генерал заглушил его, и можно было только догадаться, что Венцель сказал что-то непочтительное.
Завидев остановившийся батальон,
генерал подлетел к нам и выскочил из коляски так скоро, как только позволяла ему его тучность. Майор быстро
подошел к нему.
— Верное слово… Он и на свадьбу-то попал зря, проездом завернул, — дела у него по промыслам с Тарасом Ермилычем были. Ну, и попал в самый развал, да месяца два без ума и чертил… Што уж теперь будет — и ума не приложим. Тарас-то Ермилыч в моленной заперся, а меня
подослал сюда… Уж какая резолюция выдет нам от
генерала — один бог весть.
Здесь все было поставлено на солдатскую ногу, и когда
генерал Голубко еще только
подходил к фабрикам, там уже было слышно, как муха пролетит.
Уходя, Сосунов сообщил очень важное известие, именно, что
генерал, по всей видимости, собирается в объезд по заводам и, по всей вероятности, его с собой возьмет. В горном правлении уж пронюхали об этом, да и Злобин
подсылал тогда Савелия неспроста: эти кержаки знают все и раньше всех. Еще
генерал и не подумал, а они уж знают, когда он поедет.
Он смело
подошел к
генералу и заявил...
Однако, между тем, прошли мы гостиную, входим к Раисе Павловне… Сидит моя Рая, генеральская невеста, глаза наплаканные, большие, прямо так на меня и уставилась… Опустил я глаза… Неужто, думаю, это она, моя Раинька? Нет, не она, или вот на горе стоит, на какой-нибудь высочайшей… Ну, стал я у порога, а
генерал к ручке
подошел. «Вот, говорит, вы, королевна моя, сомневались, а он и приехал!..»
Генерал (кричит,
подходя). Полина! Молока
генералу, — х-хо! Холодного молока!.. (К Николаю.) А-а, гроб законов!.. Моя превосходная племянница, ручку! Конь, отвечай урок: что есть солдат?
Разделась и я как следует, помолилась богу, но все меня любопытство берет, как тут у них без меня были подробности? К
генералу я побоялась идти: думаю, чтоб опять афронта какого не было, а ее спросить даже следует, но она тоже как-то не допускает. Дай, думаю, с хитростью к ней
подойду. Вхожу к ней в каморку и спрашиваю...
Но бедный юноша едва докончил. Он по глазам увидел, что
генерал давно уже это знает, потому что сам
генерал тоже как будто сконфузился и, очевидно, оттого что знал это. Молодому человеку стало до невероятности совестно. Он успел куда-то поскорее стушеваться и потом все остальное время был очень грустен. Взамен того развязный сотрудник «Головешки»
подошел еще ближе и, казалось, намеревался где-нибудь поблизости сесть. Такая развязность показалась Ивану Ильичу несколько щекотливой.
В толпе опять заколыхались и минут через пять более десятка толковых мужиков вышли из массы и, без шапок, с видом явного уважения,
подошли к
генералу.
— Дела, матушка, дела
подошли такие, что никак было невозможно по скорости опять к вам приехать, — сказал Петр Степаныч. — Ездил в Москву, ездил в Питер, у Макарья без малого две недели жил… А не остановился я у вас для того, чтобы на вас же лишней беды не накликать. Ну как наедет тот
генерал из Питера да найдет меня у вас?.. Пойдут спросы да расспросы, кто, да откуда, да зачем в женской обители проживаешь… И вам бы из-за меня неприятность вышла… Потому и пристал в сиротском дому.
Он был уверен, что весь этот разговор веден его дочерью просто ради шутки; но это была с его стороны большая ошибка, которая и обнаружилась на другой же день, когда старик и старуха Гриневичи сидели вместе после обеда в садовой беседке, и к ним совершенно неожиданно
подошла дочь вместе с
генералом Синтяниным и попросила благословения на брак.
Старый
генерал был в духе и заговорил первый: его утешало, что его жена так отбрила и поставила в такое незавидное положение «этого аристократишку», а об остальном он мало думал. По отъезде Бодростина, он
подошел к жене и, поцеловав ее руку, сказал...
…Передо мною стоял молоденький вольноопределяющийся и докладывал, держа руку к козырьку, что
генерал просит нас удержаться только два часа, а там
подойдет подкрепление.
К ним
подошел приезжий
генерал, совсем белый, с золотыми аксельбантами. Он весь вечер любезничал с Рогожиной.
— Зачем? По глупости… Из гонору. —
Генерал опять засмеялся,
подошел к углу, где у него стояло несколько чубуков, выбрал один из них, уже приготовленный, и закурил сам бумажкой.
С ней Исмайлову стало легче, ибо
генерал, уважая эту достойную особу, при ней немножко сдерживался, а тем временем
подошло опять летнее путешествие
генерала для начальственных обозрений. Тут-то вот и случилась самая роковая вещь:
генерал сам призвал к себе в дом «Сеничку» и поставил его над всем домом своим.